История верующего карьериста

Работаю на кафедре журналистики Харьковского национального университета имени Василия Каразина на должности профессора. По совместительству преподаю в Украинском гуманитарном институте, в украинском адвентистском теологическом институте, являюсь приглашенным лектором в Заокский духовной академии (Россия), где раз в год преподаю курс «Религия и СМИ». Во всех этих местах преподаю журналистику. Также ее практикую. У меня есть интернет-газета «Путь», которую я начал в 2006 году. Являть редактором службы новостей Медиа Группы «Надежда».

Окончил Харьковский национальный педагогический университет имени Григория Сковороды и поступил в аспирантуру. Тогда параллельно еще преподавал год в школе английский язык в седьмом классе. Когда оставил школу, имел опыт в издательском бизнесе: выступал как автор, организовывал авторские коллективы для подготовки учебных пособий. Это были сборники прикладных школьных сочинений. Создал Хрестоматию по украинской литературе для одиннадцатого класса. Самый крупный проект - серия методических пособий по преподаванию украинской литературы в средней школе, от 5 до 11 класса.

Защитил кандидатскую диссертацию. Составил сборник избранных произведений украинского диаспорного писателя Ивана Багряного. С 2003 года уже преподавал в университете. Сначала это была Харьковская зооветеринарная академия, где преподавал иностранцам русский язык на подготовительном отделении, преимущественно арабам. Это интересный опыт межкультурного общения. Впервые я столкнулся с иностранцами с нехристианских стран. Параллельно работал в Национальном аэродинамическом университете имени Михаила Жуковского. На кафедре украиноведения преподавал деловой украинский язык. Журналистика стала объединяющей профессии, которая «зонтиком накрыла» все мои интересы. Она пронизывает моё служение, хобби, работу, исследовательские интересы. Я написал и защитил докторскую диссертацию по теории и истории журналистики. Социальная коммуникация - это та сфера, которую изучаю, преподаю, практикую. Опыт параллельных профессий так или иначе приближал к журналистике. Журналистика наиболее соответствует моей натуре. Здесь достаточно и творчества, и академизма, здесь я могу применить мои способности.

Евангелие в работе является центральным выразителем моей веры. Сознательное обращение в веру я пережил в 1995 году. Перед тем я принял крещение 1992 вместе с родителями. Крещение было лишь подготовительным шагом. Все мы были детьми Советского Союза, атеистической империи, которая достаточно эффективно «промывала мозги». Я родился 1977 году. Застал брежневщину. Затем была «перестройка», горбачевские реформы и развал СССР. Последнее обстоятельство стало решающим для протестантской религии на постсоветском пространстве. По моим ощущениям и исследованиям, которые проводил, заслуга постсоветских церквей в так называемом религиозном пробуждении 1990-х годов была минимальной. Причиной, почему так много людей интересовалось Богом, Библией, приходили в церкви в 1990-х годах, стала «железный занавес», построенная Советским Союзом. То есть тот урожай, который в 1990-х собрали церкви, был подготовлен не ими, а многими десятилетиями советской пропаганды. И Советский Союз имел весьма привлекательную идеологию. Он решал те вопросы, которые не решали на его территории ранее. Позитивом по программе Советского Союза является требование социальной справедливости, эмансипация женщин, внимание к ребенку, ценность образования, социальной динамизм, права эксплуатируемых слоев населения. Это все не было придумано коммунистами, а в Библии, которая старше Маркса на 2000 лет. Во время брежневской эпохи уже не было репрессий. Тех, кто не прославлял режим, уже не преследовали открыто. Провозили контрабанду, горожане слушали западную музыку. Все это вызвало желание экономически иметь лучшие условия и одновременно сохранять социальные гарантии, которые вспоминают с ностальгией. Когда та страна развалилась без преувеличения, миллионы без преувеличения людей почувствовали потерянность.

На момент крещения мне было 16 лет. Был юношей, который обеспокоен своей судьбой и тем, как ему жить дальше, который пытается встать на ноги. Вокруг него все терпит разрушения, исчезает привычный уклад. По сравнению с тем кризисом настоящее спад в Харькове не сказывается слишком остро. В выходные самолеты вылетают из харьковского аэропорта, постоянно растет количество иномарок, рабочие места есть. Возводят новые дома и кто-то же раскупает там квартиры. Я далек от мысли, что в Харькове ситуация предвещает гуманитарную катастрофу.

В 1990-е годы люди понятия не имели, что будет дальше. Бабушке три месяца не платили пенсию, она вынуждена была идти на рынок что-то продавать, чтобы купить еду. Мама потеряла работу. Работал только папа, плюс болел младший брат. Я поступил в университет на контракт. Стоимость обучения была обузой для семьи. Все это не могло не тревожить и не пугать. Временно отключали свет, была одна зима, когда топили так плохо, что я работал за письменным столом в зимних сапогах, в зимних брюках, в куртке, немного расстегнутой. Не помню в шапке или без. С шарфиком на шее и руки мерзли. Рубль перестал ходить, гривну еще не ввели, ходила бумага под названием «купоны». Люди рассчитывались водкой, сигаретами, маслом.

Не только эти трудности пугали, но и то, что происходил кризис человечности, которая формировалась перед этим. То есть договаривались об одном, а теперь возникает впечатление, что возникает какое-то криминальное общество, где преуспевают только те, кто готов переступить через закон, совершить преступление, является «акулой, готовой поглотить мелкую рыбу».

Тревога стала фоном к поиску Бога. По линии мамы дед был латентным националистом. Прадед, Павел Иванович Балаклицкий, был литературным редактором газеты «Известия советов депутатов трудящихся УССР». Молодые Тичина, Сосюра, Бажана приходили к нему со своими стихами, а он принимал красный карандаш и правил их произведения. Он застал период, который позже назовут «расстрелянного возрождения». Это было формирование «пролетарской буржуазии». В этих интеллигентов за капиталистической модой жены не работали, одевались в меха и бриллианты. Их «тусовкой» была опера. Они собирались на вечеринки, ходили по центру города, гордились украинским литературным языком

году, когда мы крестились, нам тотально не хватало понимания, что это было. Я тогда был, как это называю, «духовным овощем». Три года мы ходили в церковь. Я присматривался и говорил: «ОКей, и эти пожалуй, предадут, пожалуй, они коррумпированы, пожалуй, они рано или поздно покажут свою хищную сущность». Посещая богослужения, я слышал Слово Божье. И оно понемногу, постепенно прорастало в моей голове. В 1995 году во время летнего молодежного лагеря я уверовал. Понял, что церковь является путем к Богу. Да, люди могут изменить, они не всегда такие, какими сами могут быть. Ценное для меня Священное Писание. Я в Церкви потому, что она верит в Библию, изучает ее и пытается выполнять.

Мы считаем себя церковными активистами. Более десяти лет я был молодежными руководителем, мои родители служат в церкви. Не мыслю себя вне активного служения. Для меня церковь - это возможность отдавать, делиться достижениями, послужить другим людям в церкви, вне церкви, а Библия - это возможность взять от Бога, узнать о Нем и познавать Его волю.

Качество моей жизни без веры была бы несравненно хуже. Мне было бы сложнее говорить «нет» вредным привычкам. Не уверен, что без веры я непременно бросил курить. Без веры у меня не было бы мотивов беспокоиться о своем здоровье на том уровне, как сейчас. Для меня очевидно, что на уровне вкуса жизни, смысла жизни, я бы сказал, меры осознанности жизни это были бы разные вещи. Мне было бы сложнее ответить на вопрос: кто я, зачем живу, почему я такой, а не другой, чем то, что делается, имеет смысл, каким оно должно быть ... ценностная ориентация, мировоззрение, достоинство, моё место во Вселенной, в истории, место семьи в моей жизни, отношения с родителями, людьми. На эти вопросы вне библейской религией я вряд ли нашел серьезные ответы.

Трудности в моей жизни возникали не по вере, а через моё неверие, когда не знаешь, кто ты, когда не готов брать ответственность. Тогда всегда тяжело. Ты не целостной, несобранный, растрепанный. Величайшая духовная борьба пришлась на подростковые годы. Родители пытались меня направить на истинный путь, а я страдал очень низкой самооценкой. Это, пожалуй, типично для городских подростков сейчас. Когда у человека узкий личный опыт, не с чем сравнивать, он склонен гиперболизировать свою ситуацию. Ему кажется, например, что «никто не был таким несчастным, как я; никто не страдает, как я; какая у меня тяжелая жизнь». На тот момент я тоже попадал в такие ловушки. И поэтому подростковое время было для меня черным десятилетием в моей жизни, это было «тюремное заключение» под названием «школа».

Со школой я не очень ладил. Мы переехали в другой район, в просторную квартиру. Я там получил свою комнату, это был плюс, но пришлось перейти в другую школу. Там я не смог адаптироваться, замкнулся и занимался только самообразованием по филологическим предметам. Дома читал книги, которые мне нравились. Из-за этого у меня был стиль, филологическая эрудиция, подвешенный язык. Но предметы не гуманитарные, естественные я не знал вовсе. Я ими не интересовался и не их учил.

Плюс мучило неумение «прозвучать» в кругу сверстников, соответствовать тем требованиям, которые считали необходимым для этого. У меня не было тугих бицепсов, побед в драках, денег на развлечения, модных вещей, магнитофонов, которые в тот момент ценились. И как результат, я считал себя «отсталым», «неудачником», «пустым местом».

Перерастание этого состояния совпало с обучением в университете. По крайней мере там были интеллигентные люди, которых то, умею ли я играть в футбол и бить челюсти не интересовало. В моде была воспитанность и образованность, культура. Конечно, мне это не могло не нравиться. Пришла первая любовь. Я был самым счастливым рабом своих эмоций. Но как первый снег всегда тает, так и первая любовь является непродолжительной. Мы начали встречаться под новый год, а летом расстались. Я был убит разрывом отношений. А еще на это наложился обычный вывих левого надколенника, «чашечки». Когда нога возобновила свою функцию, я встретил знакомого из церкви, который спросил, еду ли я с церковной молодежью на море. Я подумал: «Хотя бы этим я утешу себя, хотя бы с «сектантами» поеду туда». Я поехал и вернулся оттуда верующим человеком.

Именно тогда я поступил на второй курс, сдав две сессии. Я понимал, что надо подучиваться, и все будет нормально. Там уже не было математики, физики, химии. То есть я уже представлял, как при усердии можно держаться на плаву. И тогда приобрел навыки самостоятельно размышлять о Боге. «Я верующий. И что дальше?» А что у меня есть? Мне всего 18. Я еще не получил добра, в меня нет своей семьи. А есть обучение в университете. И, можно сказать, я его посвятил Богу. Это была та сфера, о которой я задумался в первую очередь. К тому же Бог ассоциировался у меня со служением в церкви. Однако моя жизнь не ограничивается церковью, я провожу там 4 часа в неделю, а шесть дней живу в светской реальности. Соответственно посвятить Богу свою жизнь означало посвятить Ему эти шесть дней, а не седьмой только. Если я хочу прославить Бога, то должен не столько рассказывать о религии своим одногруппникам, сколько старательно учиться.

На третьем-четвертом курсе наступил очередной кризис. Родители поняли, что не могут оплачивать моё контрактное обучение. И тогда министр образования ввел норму, студенты-контрактники, которые сдадут две сессии подряд на одни пятерки, могут претендовать на переход на бюджет, если на бюджете есть свободные места. Когда мы уже просто были в отчаянии и сказали ректору, что семья испытывает финансовые затруднения, то меня перевели на бюджетное обучение. Тогда начал верить поверил, что Бог благословляет мои усилия.

Моя профессия стала приоритетным фактором моего служения Богу. И я стараюсь с тех пор и к служению относиться как к работе. И в служении надо работать так, как писал апостол Павел Тимофею, «дабы успех твой был очевиден». Такой же подход пытался ввести в церковной деятельности. Я был молодежным руководителем более десяти лет подряд, в лучшие времена на наши «молодежки» ко мне собиралось 20-25 человек. Не только молодежь с моей общины, но и из соседних. Кроме того, что мы чаевничали, пели, смеялись, играли в игры, ходили в походы - центральной частью каждой встречи было изучение Священного Писания. Самое интересное и самое главное для меня то, где я могу применить свои способности, это исследование библейского текста.

Моя история жизни является чудом для меня. Шесть раз вывихивалось колено. Последняя реабилитация проходила хуже. Я ходил с палочкой. Это меня угнетало и огорчало. После операции конечность настолько хорошо реабилитировалась, что занимаюсь утренними пробежками, а весной 2017 участвовал в харьковском марафоне на дистанции десять километров.

Я благодарен Богу за то, что Он научил меня учиться, перевел на бюджет и за то, что дал возможность закончить аспирантуру, написать диссертацию. Это было очень не просто. Я шел на ощупь. Я поступал к одному руководителю, а она поехала в Польшу на два года на стажировку. И научным руководителем стал другой человек, который был специалистом не из украинской литературы, а с русской. Она требовала только исполнение моего индивидуального плана. Но это сделало меня самостоятельным, и научила НЕ ожидать напоминаний, а генерировать инициативу, подгонять себя.

Господь благословил работать в университете, о котором я мечтал, еще заканчивая школу, но понимал, что с тройкой по химии в аттестате вступить туда невозможно. Там всегда есть свои кадры, из которых они набирают преподавателей. Заведующий кафедрой позвал меня, работника высшей школы, с условием, что я научусь за год выкладывать фотожурналистику. Это он говорит филологу, который никогда фотографию не изучал. «Умру, но буду там работать». Я не стал известным фотографом, но первокурсников учу. И некоторые из них благодарны мне.

Господь свел меня с лучшей девушкой на свете. И чудом есть мой сын. И чудо, что Господь спас мою жену. У нее была доброкачественная опухоль мозга вроде кисты. Это такая пустота, наполненная жидкостью, которая раздувается и передавливает корень мозга, препятствуя кровяному питанию. Если бы эта киста разрасталась дальше, она вызвала бы кровяное голодание, и мозг бы умер. Если бы это было до изобретения МРТ, то такую кисту не диагностировали бы, и жена бы умерла. Но диагностировали, опухоль имела четкие контуры, ее было легко чистить. Очень хорошо пошел процесс восстановления. Теперь утомляемость больше. И все.

Я не имею ничего, ничем не владею, ничего не контролирую. Все от Бога. Если Он допустит и даст - я буду жить, не допустит - я ничего не сделаю. Вот что я стараюсь помнить каждый день.